Краткая биография чичибабин

Борис Алексеевич Чичибабин

Борис Алексеевич Чичибабин (по паспорту Полушин; Родился — 9 января 1923, Кременчуг; умер — 15 декабря 1994, Харьков) — поэт, лауреат Государственной премии СССР (1990).

Детство и юность. Война. Лагерь
Б. А. Чичибабин воспитывался в семье офицера. До 1930 семья жила в Зиновьевске, потом в посёлке Рогань под Харьковом, где Борис пошёл в школу. В 1935 Полушины переехали в Чугуев, где отчим получил должность начштаба эскадрильи Чугуевской школы пилотов. Борис учился в Чугуевской 1-й школе с 5-го по 10-й класс. Здесь он уже постоянно посещал литературный кружок, публиковал свои стихи в школьной и даже городской газете под псевдонимом Борис-Рифмач.
По окончании школы Борис поступил на исторический факультет Харьковского университета. Но война прервала его занятия. В ноябре 1942 Борис Полушин был призван в армию, служил солдатом 35-го запасного стрелкового полка в Грузинской ССР. В начале 1943 поступил в школу авиаспециалистов в городе Гомбори. С июля 1943 года до самой Победы служил механиком по авиаприборам в разных частях Закавказского военного округа. Несколько месяцев после Победы занимал такую же должность в Чугуевском авиаучилище, затем был демобилизован по болезни (варикозное расширение вен с трофическими язвами).
Борис решил продолжать учёбу в Харьковском университете, по наиболее близкой ему специальности филолога. После первого курса готовился сдавать экзамены сразу за два года, но ему было не суждено получить высшее образование. Дело в том, что он продолжал писать стихи — и во время воинской службы, и в университете. Написанное — «издавал»: разрезал школьные тетради, превращая их в книжечки, и давал читать многим студентам. Тогда-то Полушин и стал подписываться фамилией матери — Чичибабин. Есть мнение, что псевдоним он взял в честь двоюродного деда со стороны матери, академика А. Е. Чичибабина, выдающегося учёного в области органической химии. Однако это маловероятно: культа почитания академика-невозвращенца в семье Полушиных не было.
В июне 1946 Чичибабин был арестован и осуждён за антисоветскую агитацию. Предположительно, причиной ареста были стихи — крамольная скоморошья попевка с рефреном «Мать моя посадница», где были, например, такие строки:

Пропечи страну дотла,
Песня-поножовщина,
Чтоб на землю не пришла
Новая ежовщина!

Во время следствия в Бутырской тюрьме Чичибабин написал ставшие его визитной карточкой «Красные помидоры» и почти столь же знаменитую «Махорку», два ярких образца «тюремной лирики». Эти стихи, положенные на музыку одним из ближайших друзей Чичибабина — актёром, певцом и художником Леонидом («Лёшкой») Пугачёвым, позже, в шестидесятые годы широко разошлись по стране.
После почти двухлетнего (с июня 1946 по март 1948) следствия (Лубянка, Бутырская и Лефортовская тюрьмы) Чичибабин был направлен для отбывания пятилетнего срока в Вятлаг Кировской области.

Свобода. Творческое становление. «Официальный период»
В Харьков Чичибабин вернулся летом 1951. Долгое время был разнорабочим, около года проработал в Харьковском театре русской драмы подсобным рабочим сцены, потом окончил бухгалтерские курсы, которые были самым быстрым и доступным способом получить специальность. С 1953 работал бухгалтером домоуправления. Здесь познакомился с паспортисткой Матильдой Федоровной Якубовской, которая стала его женой.
С 1956 по 1962 Чичибабин продолжает работать бухгалтером (в грузовом автотаксомоторном парке), но постепенно заводит ряд знакомств в среде местной интеллигенции, в том числе — литературной. Тогда же знакомится с бывшими харьковчанами Б. Слуцким, Г. Левиным. В 1958 году появляется первая публикация в журнале «Знамя» (под фамилией Полушин). В Харькове в маленькой чердачной комнатушке Чичибабина собираются любители поэзии, образуется что-то вроде литературных «сред».
В начале 60-х годов харьковский поэт долгое время живёт в Москве на квартире Юлия Даниэля и Ларисы Богораз, выступает в литературном объединении «Магистраль». В 1962 году его стихи публикуются в «Новом мире», харьковских и киевских изданиях. Среди знакомых Чичибабина этого периода — С. Маршак, И. Эренбург, В. Шкловский.
В эти послелагерные годы намечаются основные темы поэзии Чичибабина. Это прежде всего гражданская лирика, «новый Радищев — гнев и печаль» которого вызывают «государственные хамы», как в стихотворении 1959 «Клянусь на знамени весёлом» («Не умер Сталин»). К ней примыкает редкая в послевоенной поэзии тема сочувствия угнетённым народам послевоенной советской империи — крымским татарам, евреям, «попранной вольности» Прибалтики — и солидарности с ними («Крымские прогулки», «Еврейскому народу»). Эти мотивы сочетаются у Чичибабина с любовью к России и русскому языку, преклонением перед Пушкиным и Толстым («Родной язык»), а также с сыновней нежностью к родной Украине:

У меня такой уклон:
Я на юге — россиянин,
А под северным сияньем
Сразу делаюсь хохлом.

В 1963 году выходят из печати два первых сборника стихов Чичибабина. В Москве издаётся «Молодость», в Харькове — «Мороз и солнце».
В январе 1964 Чичибабину поручают руководство литературной студией при ДК работников связи. Работа чичибабинской студии стало ярким эпизодом в культурной жизни Харькова.
Хаpaктерная деталь — на занятиях Чичибабин приветливо относился к любому пришедшему на них стихотворцу — пусть даже он был заурядным и не очень умным рифмоплётом. Из-за этой своей позиции у Бориса Чичибабина постоянно возникали жаркие споры с молодыми талантливыми студийцами, которые высмеивали того или иного незадачливого новичка. В 1965 в Харькове выходит сборник «Гармония», и в малой степени не отражавший истинного Чичибабина: почти ничто из лучших стихов поэта не могла быть напечатано по цензурным соображениям.
В 1966 году по негласному требованию КГБ Чичибабина отстранили от руководства студией. Сама студия была распущена. По официальной версии — за занятия, посвящённые Цветаевой и Пастернаку. По иронии судьбы в этом же году поэта приняли в СП СССР (одну из рекомендаций дал С. Я. Маршак). Однако кратковременная хрущевская оттепель закончилась: Советский Союз вступил в двадцатилетие, названное впоследствии застоем.
В жизни Чичибабина начинается тяжелый период. К проблемам с литературной судьбой добавляются семейные неурядицы. В 1967 году поэт находится в сильной депрессии, чему свидетельством стихотворения «Сними с меня усталость, матерь cмepть», «Уходит в ночь мой траурный трамвай»:

Я сам себе растлитель и злодей,
и стыд и боль как должное приемлю,
за то, что всё придумывал — людей
и землю.
А хуже всех я выдумал себя…

Но осенью того же года он встречает влюбленную в поэзию почитательницу его таланта — Лилию Карась, и через некоторое время соединяет с ней свою судьбу. Это стало для него настоящим спасением. Лилии Чичибабин посвятил впоследствии множество своих произведений. Конец 60-х — начало 70-х годов ознаменовали собою фундаментальный перелом в жизни, творчестве и мировоззрении Чичибабина. С одной стороны — обретенное наконец личное счастье, а с ним и новый творческий подъём, начало многочисленных многолетних путешествий по СССР (Прибалтика, Крым, Кавказ, Россия), приобретение новых друзей, среди которых — Александр Галич, Феликс Кривин, известный детский писатель А. Шаров, украинский писатель и правозащитник Руденко Микола Данилович, философ Г. Померанц и поэт З. Миркина. С другой — жестокое разочарование в романтических идеалах советской юности, ужесточение цензуры, а следовательно — неизбежный постепенный переход из писателей «официальных» в полу-, а затем и вовсе запрещённые.
В начале 1968 года в Харькове печатается последний доперестроечный сборник Чичибабина — «Плывёт Аврора». В нём, ещё более чем в предыдущей «Гармонии», было помещено, к сожалению, немало литературных поделок, многие лучшие стихи поэта были изуpoдованы цензурой, главные произведения отсутствовали. Чичибабин никогда не умел бороться с редакторами и цензорами. Остро переживая то, что сделала с его книгами цензура, он писал:

При желтизне вечернего огня
как страшно жить и плакать втихомолку.
Четыре книжки вышло у меня.
А толку?

Сам- и тамиздатский период
«Члeн Союза советских писателей» Чичибабин теряет читателей — поэт Чичибабин «уходит в народ». В 1972 году в самиздате появился сборник его стихов, составленный известным московским литературоведом Л. Е. Пинским. Кроме того, по рукам начинают ходить магнитофонные записи с квартирных чтений поэта, переписанные и перепечатанные отдельные листы с его стихотворениями. «Уход из дозволенной литературы… был свободным нравственным решением, негромким, но твёрдым отказом от самой возможности фальши», — написал об этом двадцать лет спустя Григорий Померанц.
В 1973 Чичибабина исключают из СП СССР. Интересно, что для начала от него потребовали передать в КГБ свои стихотворения, которые он читал там-то и там-то. Он должен был сам подготовить печатный текст, чтобы «там» смогли разобраться в деле. Друзья советовали Чичибабину переслать наиболее невинные стихи, но Борис Алексеевич так делать не умел и отослал самые важные для себя сочинения — те, которые отчаянно прочитал на своём пятидесятилетии в Союзе писателей: «Проклятие Петру» и «Памяти А. Т. Твардовского». В последнем были, например, такие слова:

И если жив ещё народ,
то почему его не слышно?
И почему во лжи облыжной
молчит, дерьма набравши в рот?

Что касается потери официального статуса, то на это Чичибабин отозвался так:

Нехорошо быть профессионалом:
Стихи живут, как небо и листва.
Что мастера? — Они довольны малым.
А мне, как ветру, мало мастерства.

В 1974 поэта вызывали в КГБ. Там ему пришлось подписать предупреждение о том, что, если он продолжит распространять самиздатовскую литературу и читать стихи антисоветского содержания, на него может быть заведено дело.
Наступила пора пятнадцатилетнего замалчивания имени Чичибабина:

В чинном шелесте читален
или так, для разговорца,
глухо имя Чичибабин,
нет такого стихотворца.

Всё это время (1966—1989) он работает старшим мастером материально-заготовительной службы (попросту — счетоводом) харьковского трамвайно-троллейбусного управления. И продолжает писать — для себя и для своих немногочисленных, но преданных читателей. Драматизм ситуации усугублялся тем, что многие из верных друзей Чичибабина в этот период эмигрировали. Их отъезд он воспринимал как личную трагедию:

Не веря кровному завету,
что так нельзя,
ушли бродить по белу свету
мои друзья.

Пусть будут счастливы, по мне хоть
в любой дали.
Но всем живым нельзя уехать
с живой земли.

С той, чья судьба ещё не стёрта
в ночах стыда.
А если с мёртвой, то на чёрта
и жить тогда.

Но находил в себе силы отпускать их благословляя, а не осуждая:

Дай вам Бог с корней до крон
без беды в отрыв собраться.
Уходящему — поклон.
Остающемуся — братство.

Публикации, очень редкие, появлялись только за рубежом. Наиболее полная появилась в русском журнале «Глагол» в 1977 (США, издательство «Ардис») стараниями Л. Е. Пинского и Льва Копелева.

Читайте также  Краткая биография ма

Перестройка и гласность. Итоги
В 1987 поэта восстанавливают в Союзе писателей (с сохранением стажа) — восстанавливают те же люди, которые исключали. Он много печатается.
13 декабря 1987 Чичибабин впервые выступает в столичном Центральном Доме литераторов. Успех колоссальный. Зал дважды встаёт, аплодируя. Со сцены звучит то, что незадолго до этого (да многими и в момент выступления) воспринималось как крамола. Звучит и «Не умер Сталин» (1959):

А в нас самих, труслив и хищен,
Не дух ли сталинский таится,
Когда мы истины не ищем,
А только нового боимся?

И «Крымские прогулки» (1961):

Умершим не подняться,
Не добудиться умерших,
Но чтоб целую нацию —
Это ж надо додуматься.

В родном Харькове Чичибабин впервые выступает 5 марта 1988 в Клубе железнодорожников — бывшем ДК им. Сталина в 35-ю годовщину со дня cмepти… Осенью того же года Харьков посещает съёмочная группа из «Останкино», и в начале 1989-го по ЦТ показывают документальный фильм «О Борисе Чичибабине». В том же году фирма «Мелодия» выпустила пластинку «Колокол» с записями выступлений поэта.
В 1990 за изданную за свой счёт книгу «Колокол» Чичибабин был удостоен Государственной премии СССР. Поэт участвует в работе общества «Мемориал», даёт интервью, совершает поездки в Италию, в Израиль.
Но принять результаты перестройки Чичибабину, как и большинству народа, оказалось психологически непросто. Идеалы равенства и братства, которые были провозглашены советской властью и которым оставался преданным он, поэт и гражданин Борис Чичибабин, у него на глазах попирались новыми власть имущими. Кроме того, он не смог смириться с распадом Советского Союза, отозвавшись на него исполненным боли «Плачем по утраченной родине»:

И, чьи мы дочки и сыны
во тьме глухих годин,
того народа, той страны
не стало в миг один.

При нас космический костёр
беспомощно потух.
Мы просвистали свой простор,
проматерили дух.

К нам обернулась бездной высь,
и меркнет Божий свет…
Мы в той отчизне родились,
которой больше нет.

Мемориальная доска
Умер Борис Чичибабин в декабре 1994, менее месяца не дожив до своего 72-го дня рожденья. Похоронен на 2-м кладбище г. Харькова (Украина).

Не каюсь в том, о нет, что мне казалась бренней
плоть — духа, жизнь — мечты, и верю, что, звеня
распевшейся строкой, хоть пять стихотворений
в веках переживут истлевшего меня.

Чичибабин Борис Алексеевич

Краткие содержания

1923-1994

Борис Алексеевич Чичибабин — русский поэт, лауреат Государственной премии СССР, писал под псевдонимом (настоящая фамилия — Полушин). Псевдоним «Чичибабин» был взят поэтом в честь академика Алексея Евгеньевича Чичибабина, видного ученого, занимающегося изысканиями в области органической химии, своего двоюродного деда по материнской линии.

Борис Чичибабин являлся одним из наиболее любимых и уважаемых представителей интеллигенции в городе Харькове, в котором он прожил большую часть своей жизни. Чичибабина вполне можно причислить к творческой плеяде «шестидесятников» — именно в этот период его поэзия в рукописных вариантах пользовалась большим спросом на всей территории Советского Союза. Однако официальное признание, как чаще всего и бывает, пришло к этому выдающемуся человеку после начала перестроечных перемен, то есть фактически к концу его жизни.

Чичибабин родился в офицерской семье 9 января 1923 года. После окончания школы в областном городе Чугуев Борис в 1940 году поступает на исторический факультет университета города Харькова, однако война спутала планы будущего историка — после призыва в армию молодой человек попадает на Закавказский фронт.

После победы над фашизмом Борис Чичибабин опять готовится к поступлению в Харьковский университет, только, на этот раз, на факультет филологии — арест в июне 1946 года вновь отрывает его от учебы. На этот раз ему предстоит провести пять лет за колючей проволокой за антисоветскую пропаганду, которая выразилась в легкомысленных частушках «Мать моя посадница», где поэт с ужасом открещивается от «ежовщины».

Находясь в заключении, Чичибабин обращается к тюремной лирике — результатом этого стали произведения «Красные помидоры» и «Махорка». Эти стихи быстро разошлись по стране — в основном, благодаря актеру и певцу Леониду Пугачеву, который, положив их на музыку, и способствовал первой славе поэта.

Спустя пять лет, возвратившись из лагерей, Чичибабин всерьез принимается за поэзию — именно в этот период и намечаются основы его будущего творчества. В большинстве своем темой его стихотворений становится гражданская лирика — это ярко отражено в произведении «Клянусь на знамени весёлом».

В стихах Чичибабина той поры явственно прослеживается редко возникающая тема, выражающая сочувствие попранным народам, проживающим на необъятных просторах Советского Союза: евреям, прибалтам, крымским татарам. Примером тому служат такие стихотворения как «Еврейскому народу», «Крымские прогулки». В то же время безмерное сочувствие удивительным образом сочетается с любовью к русскому народу, его языку и к самой России, а также нежными чувствами к своей Родине — Украине.

Начало шестидесятых годов было отмечено резким взлетом интереса к поэзии. К этому времени Борис уже ведет литературный кружок, с большим успехом декламирует свои произведения на поэтических вечерах и выпускает четыре сборника поэзии. К слову сказать, эти сборники не встретили ожидаемого отклика в сердцах читателей — и причин тому было несколько. Во-первых, жесткая цензура, безжалостно отсекавшая все, что по ее мнению было лишним; во-вторых, революционный романтизм самого автора; ну, а в-третьих — абсолютно неподходящее время для такой поэзии. Вторжение советских войск в Чехословакию в 1968 году вызвало волну возмущения среди творческой интеллигенции, так что даже название сборника «Плывет Аврора» вызывало отторжение. Подобное фиаско очень сильно подействовало на поэта и вызвало глубочайший духовный кризис, что и отразилось в последующих произведениях, таких как «Уходит в ночь мой траурный трамвай».

От ярко выраженной депрессии поэта спасает встреча с настоящей любовью — ею для Бориса стала Лиля Карась. Это чувство вернуло Чичибабина к жизни, мир вокруг вновь заиграл красками, а новые стихотворения наполняются оптимизмом и светлой лирикой. Основными темами его произведений становятся книги, природа и, конечно, любовь.
В семидесятых годах, после открытия границ, многие друзья и приятели Чичибабина эмигрируют из Союза — поэт глубоко переживает разлуку с ними, однако в его стихотворениях прослеживается лишь сожаление и печаль, но не осуждение.

Гром грянул в 1973 году — на свет выходит самиздатовский сборник стихов Бориса, а сам он публично преподносит свое новое стихотворение, посвященное похоронам Твардовского. Результатом этого становится исключение поэта из члeнов Союза писателей, на что он ответил в своей обычной стихотворной манере.

В период 70ых — 80-ых годов слава Бориса Чичибабина уже выходит за пределы Харькова и становится достоянием большего числа российской интеллигенции. Но настоящее признание приходит к поэту в годы перестройки — его начали повсеместно печатать, его стихи звучат со страниц газет и журналов и как апогeй творчества — появляются сборники стихов, которые не подверглись вмешательству цензуры. 1990 год был отмечен признанием заслуг поэта в виде Государственной премии СССР за книгу «Колокол». Борис Алексеевич принимает активное участие в деятельности общества «Мемориал» и часто выезжает за границу.

Однако, несмотря на полученную свободу творчества и передвижения, распад некогда могущественного Советского Союза пагубно отразился на самом Чичибабине — он так и не смог смириться с этими переменами — и это ясно видно в одном из его последних произведений «Плач по утраченной родине».

Борис Чичибабин умер 15 декабря 1994 года — его похороны были многолюдны и печальны. В настоящее время одна из центральных городских улиц Харькова названа в его честь, там же находится мемориальная доска, украшенная скульптурным портретом человека, для которого слово «Родина» не было пустым звуком.

Борис
Чичибабин

№ 3 (28) от 31 января 2007 г.

Вижу его таким

Из книги судеб. Борис Алексеевич Чичибабин родился в январе 1923 года в Кременчуге. В жизни носил фамилию отчима – Полушина, а как поэт печатался под фамилией матери. В 1940 году поступил на истфак Харьковского университета. Когда началась война, отчим вывез его в Батайск, где устроил токарем в авиаремонтные мастерские. В 1942 году был призван в армию. Служил в авиачастях Закавказского округа. В 1945 году Борис поступил на филфак Харьковского университета. Спустя год был арестован (чекистам не понравились иронические стихи студента «Мать моя посадница») и приговорён к пяти годам лагерей. Срок отбывал в ВЯТЛАГе. На свободу вышел в 1951 году. Окончил в 1953 году бухгалтерские курсы. Одно время работал в Харьковском трамвайно-троллейбусном парке…

Первой публикации стихов в журнале «Знамя» в 1958 году обязан Борису Слуцкому. Первый сборник «Молодость» выпустил в 1963 году в Москве. Позже, уже в 1971 году Чичибабин признавался Ге opгию Померанцу и Зинаиде Миркиной: «Чувство панели я испытал сполна, причём без всяких оправдывающих мотивов, ибо продавался с удовольствием и упоением: как-никак у меня вышло четыре омерзительнейших книжки». В 1968 году вновь попал в опалу: сначала в Харькове власть закрыла руководимую им литстудию, а спустя пять лет литфункционеры настояли на исключении поэта из рядов Союза писателей СССР (за стихи «Памяти Твардовского», «Солженицыну», «Галичу» и «С Украиной в крови. ») На страницы печати вернулся лишь в 1987 году. В 1990-м стал лауреатом Госпремии СССР – за сборник «Колокола». 15 декабря 1994-го его не стало…

Я возвратился в Харьков по окончании войны, в мае 1946 года, – недели за две до того, как арестовали Бориса Чичибабина. До этого я слыхом не слыхал о нём. Но так получилось, что вскоре после ареста поэта я вошёл в круг его друзей. Самым близким другом Бориса была Марлена Рахлина. Она переписывалась с арестованным поэтом. Именно Марлена познакомила меня с лирикой Бориса (старой и новой), ввела в дом поэта, где я увидел его фотографии, услышал рассказы о нём.

Борис вошёл в меня легендой – чей отзвук, чьи свежие краски создавали ощущение живого общения. Его стихи ошеломили меня: при всей моей юноше­ской самоуверенности я не мог не признать, что в них сильнее и убедительней, чем это получается у меня, выражено было наше общее, мое личное.

Я готов был от досады кусать себе локти из-за того, что по капризу судьбы я разминулся на годы (Борису «дали» пять лет) со столь близким и нужным мне человеком.

Читайте также  Краткая биография акутагава

И вот мы пожимаем друг другу руки и тут же затеваем разговор – взахлёб, с многозначительными паузами, во время которых молчание понятнее, чем слова, с крутыми поворотами, перескоками: как будто только вчера расстались и теперь торопимся досказать недосказанное тогда.

В то время Борис был жаден до знакомств. А тут ещё сработало то обстоятельство, что он, зная меня по рассказам наших общих знакомых, ждал встречи со мной. К тому же жил я всего лишь в каких-то трёх-четырёх сотнях шагов от Бориса. Буквально в считанные дни, а может, даже часы, мы с ним стали закадычными друзьями.

Не только я, но и Борис явно тяготился паузами в ден­ь-два между нашими встречами и нередко сам искал и находил меня.

Жил он в середине пятидесятых с подругой, как он её именовал в своих стихах, Матильдой, на третьем этаже, точнее, в получердаке неухоженного ветхого дома, построенного, вероятно, ещё в прошлом веке (водопровод и прочие службы во дворе).

В то время Борис работал бухгалтером в таксомоторном парке, а Матильда (в домашнем обиходе – Мотик) – паспортисткой. Заработки у них были весьма скромные.

Между тем каждый вечер к ним без спросу, как снег на голову, сваливались, нередко в изрядном количестве, друзья, знакомые, полузнакомые и Бог весть как узнавшие дорогу в жилище опального поэта любители «остренького», жаждавшие поглазеть на человека-легенду, пообщаться с ним накоротке. И всякий раз хозяевам приходилось ставить на стол выпивку и закуску. Причём, если выпивку кое-кто всё-таки догадывался приносить с собой, то закуска, как правило, целиком ложилась на плечи хозяев. Равно как и мытьё посуды, уборка комнаты.

Т ак положено было начало чичибабинским «средам», ставшим в Харькове притчей во языцех в литературных и окололитературных кругах. На этих «сборищах литературных» центром притяжения, естественно, был Борис. С него не сводили глаз. Ждали. И он, опрокинув очередную чарку, закусив, как всегда, торопливо, но основательно (то бишь всем своим видом давая понять, что оценил по достоинству данную Богом снедь), вытирал тыльной стороной ладони губы, выдерживал паузу, чтобы отделить праведное от грешного, вскидывал голову, озирал нас из-под густых скандинавских бровей глазами, из которых рвались длинные синие искры, смыкал веки – и начинал читать. Читал старые стихи, уже ставшие для нас, его поклонников, классикой, и новые, прямо с пылу с жару…

…В ту же пору Борис сделал мне горькое признание, что он ощущает себя в творческом тупике, – ему мерещилось, будто у него кризис формы. На самом деле началась мучительнейшая переоценка духовных ценностей, невыносимо болезненная ломка прежнего мировоззрения. А впро­чем, где проходит граница между формой и содержанием?

Всякое нарушение внутренней гармонии, шатания, сдвиги, осыпи, обвалы в мировоззрении и мироощущении поэта ведут, если не к смуте и хаосу формы, то к высыханию, шелушению, обескровленности его стиха, к режущим его совесть визгливым нотам, по меньшей мере, к актёрскому крику, с помощью которого пытаются за­глушить ощущение сосущей пустоты внутри себя.

Нечто подобное переживал Борис в конце шестидесятых, когда он, судя по внешним признакам, уже «вошёл в литературу»: печатался в центральных и республиканских журналах, издал четыре книги стихов, был принят в Союз писателей и даже получил как члeн этого Союза квар­тиру.

Общаясь с Борисом лет сорок, я, так уже получилось, мог бы поведать о нём много такого, чего не знают другие. Но, но, но. Поэт бесстрашной искренности, он сумел так распахнуть свою душу перед читателем, облёк свою исповедь в слова такой точности и красоты, что любая попытка дополнить и уточнить эту исповедь языком мемуарной прозы будет пошлой бестактностью. Пастернак говорил, что не представляет своей жизни без тайн. Право на тайну – естественное святое право любого чело­века.

Но есть среди тайн поэта тайны, являющиеся клю­чом к его творчеству. Вот почему, взвесив все «за» и «против», я в конце концов отважился коснуться такого деликатного момента, как отношения Бориса с Мотиком.

М ногих из харьковских, а тем более московских интеллигентов, кого Борис, человек архисложный, тончайшей культуры, знакомил со своей Матильдой, поражало, что он избрал в подруги жизни женщину, которая по уровню своего развития недалеко ушла от Элизабет Дулитл первой сцены «Пигмалиона». Среднего роста, крупная, с широкой крестьянской костью, не красавица, но кровь с молоком, она была хозяйственна, по-своему заботилась о Борисе, обуздывая его богемные склонности, не стесняясь при этом отчитывать своего друга жизни за увлечение его загулами, шумными компаниями, за житейскую нерасторопность, интерес к каждой новой юбке и прочие грехи этого ряда – словно не догадываясь, кто есть Борис Чичибабин.

У родителей Бориса была дача в посёлке Высоком. Там Мотик нашла широкое поле деятельности. Сад, огород, строительство своего дачного домика – это было ей по душе. И бедный Борис, которому Бог дал золотую голову, золотую душу, но поскупился на золотые руки, без особенного энтузиазма, согбенный, в трусах и майке со следами глины копал, носил кирпичи и ведра со строительным мусором, отвлекаясь от главного, любимого.

Хорошо было отдыхать в тени деревьев, плавать в пруду, ходить к источнику Сковороды, чувствовать себя двойником бродячего философа.

Чем внешне удачливей складывалась литературная карьера Бориса, тем меньше хотелось Мотику вникать в творческую драму поэта, выплеснувшуюся в его стихах «Живу на даче. Жизнь чудна. » и «Сними с меня усталость, матерь Cмepть».

А между тем, именно её, Матильду, Мотика, поэт редчайшего лирического дара возвёл в середине пятиде­сятых – начале шестидесятых годов в сан своей Музы. Он посвящал­ ей стихи такого эмоционального накала, такой образной энергии, такой разрывающей душу искренности, что героиня этих стихов представала перед читателем в каком-то мистическом мерцании и благоуханном тумане. Трудно было в этом облике разглядеть черты заурядной харьковской паспортистки, бойкой домохозяйки, если бы не обилие впечатляющих и в высшей степени достоверных подробностей. Тайна образа, созданного поэтом, долго не давала мне покоя. В чём тут дело?

Борис не украшал свою героиню: он, яростно отрицавший как болотное царство житейской прозы, так и поэтические красивости, оторванные от грешной земли, от почвы повседневности, как бы вылущивал из бытовой шелухи кристальную сущность женщины, о которой, возможно, она сама лишь смутно догадывалась и не ценила в себе. Поэт лепил свою героиню из своей великой тоски по Женщине, творил её из неисчерпаемых источников нежности, бившей из глубины его собственного «я».

И вот эта внутренняя правда, помноженная на магию достовернейших подробностей, и была для меня ключом к тайне образа, созданного Борисом. Но самое ценное открытие пришло позже. Общаясь с Мотиком, я вскоре убедился, что она и в самом деле стала в какой-то мере Творением рук поэта. Весьма далёкая от наших культурных пристрастий, этических и эстетических помешательств, не способная выразить словом и десятую часть того, что клубилось и мерцало в её душе, она на удивление тонко и точно откликалась на поэтические удачи Бориса, судила о них с безошибочностью заправского знатока поэзии. Это при том, что к стихам других поэтов она была глуха.

Знал ли Борис, как ломают голову над его союзом с Мотиком его знакомые из «высших интеллектуальных сфер»? Думаю, знал, чувствовал. Но поперечник по складу ума, по темпераменту, он, конечно же, надеялся их переубедить, доказать им, что его виденье Мотика ближе к Божественной правде, чем их житейское зрение.

Рано или поздно, но та культурная, духовная дистанция, которая отделяла Бориса от Мотика и о которой деликатно умалчивали поклонники поэта, должна была обозначиться резко, превратиться в ров, в пропасть, в бездну.

В от почему, когда в жизнь Бориса сначала потаённо, конспиративно, а потом явно, открыто вошла Лиля – сама поэт, молодая, испуганно-обаятельная, близкая ему по строю чувств, по кругу интересов, готовая всю свою жизнь превратить в служение Поэту, Любимому, Учителю, – я сразу­ же принял её в своё сердце. Борис и Лиля стали частыми гостями в моем доме.

Новый 1968 год мы встречали у нас. Вчетвером: Борис, Лиля, я, моя жена Леля.

В Борисе меня всегда трогала и поражала его способность оборачиваться к собеседникам совершенно непохожими друг на друга гранями своего существа. Бывало, в многолюдном застолье, в самый разгар спора и фонтанирующего веселья, он резко отключался, уходил в себя, как бы опускал на своё лицо забрало горькой отрешенности ото всего окружающего, погружаясь в своё глубинное, заветное. Главное. На скулах его угадывалась тень недоброжелательности по отношению к тем, кто в данную минуту пил, крякал, смачно закусывал, кричал, размахивал руками, с радостной деловитостью обсуждая суетные, эфемерные, игрушечно-ненастоящие «общественно-политиче­ские», «философские», «литературно-художественные» «проблемы».

Но мог внезапно потеплеть лицом, распахнуть глаза, заливая нас, его собеседников, светом своего внутреннего волнения, вскочить, издать победоносное «ха!» и обрушить на наши головы поток раскалённых, язвительных, безжалостных или вдохновенно крылатых слов.

А мог, очнувшись от внутреннего сна, сидеть тихо, робко, по-ребячьи ожидая какой-то огромной праздничной неожиданности.

В тот новогодний вечер Борис был в состоянии радостного испуга. Не сводил глаз с Лили, осторожно притрагивался к ней, словно ещё и ещё раз хотел убедиться, что то, о чём он мечтал все эти годы, на самом деле пришло. Ему было тревожно-хорошо. Начиналась новая эпоха жизни­.

(Отрывки из воспоминаний о Борисе Чичибабине)

LiveInternetLiveInternet

• Регистрация
• Вход

—Метки

—Рубрики

• живопись (9857)
• зарубежные творцы (7471)
• русские творцы (3527)
• фотография (2464)
• графика (1554)
• прикладное творчество (1190)
• музыка (1162)
• интересные статьи (1089)
• культурные события (761)
• архитектура (743)
• скульптура (698)
• поэзия (674)
• литература (604)
• ссылки (581)
• «документальное» (576)
• дизайн (551)
• кинематограф (490)
• ретро (407)
• история стилей (407)
• Компьютерное искусство (384)
• юмор (309)
• театр (243)
• календарь (181)
• обсуждения,вопросы и пр. (178)
• анимация (175)
• термины и техники (98)

—Музыка

—Поиск по дневнику

—Подписка по e-mail

—Статистика

Борис Алексеевич Чичибабин (1923 — 1994)

Поэт Борис Алексеевич Чичибабин (настоящая фамилия — Полушин) родился 9 января 1923 года в Кременчуге. По окончании школы в 1940 он поступил на исторический факультет Харьковского университета, но началась Отечественная война.
В 1942-45 Борис Чичибабин служил в армии, в Закавказском военном округе. После демобилизации он поступил на филологический факультет Харьковского университета, сдал экзамены за два курса, но в июне 1946 его арестовали. Срок Чичибабин отбывал в Вятском лагере и был освобожден в 1951. В 1953 Борис Алексеевич окончил бухгалтерские курсы и до 1962 работал бухгалтером.
В 1963 в Москве и Харькове вышли его стихотворные сборники — «Молодость» и «Мороз и солнце». С 1964 Борис Чичибабин руководил литературной студией, после ее закрытия в 1966 по ид еологическим соображениям вынужден был устроиться на работу в трамвайно-троллейбусное управление Харькова экономистом-товароведом . Очередные сборники стихов Чичибабин а подверглись жесткой цензуре, и вскоре он, отказавшись от надежд на публикацию, стал писать «в стол». Появление же в 1972 в «самиздате» сборника стихов Бориса Чичибабина привело к исключению его из Союза писателей и замалчиванию его имени.

Читайте также  Краткая биография бойко

Тебе, моя Русь, не Богу, не зверю —

Молиться молюсь, а верить — не верю.

Я сын твой, я сон твоего бездорожья,

Я сызмала Разину струги смолил.

Россия русалочья, Русь скоморошья,

Почто не добра еси к чадам своим?

От плахи до плахи по бунтам, по гульбам

Задор пропивала, порядок кляла, —

И кто из достойных тобой не погублен,

О гулкие кручи ломая крыла.

Нет меры жестокости ни бескорыстью,

И зря о твоем же добре лепетал

Дождем и ветвями, губами и кистью

Влюбленно и злыдно еврей Левитан.

Скучая трудом, лютовала во блyде,

Шептала арапу: кровцой полечи.

Уж как тебя славили добрые люди —

Бахвалы, опричники и палачи.

А я тебя славить не буду вовеки,

Под горло подступит — и то не смогу.

Мне кровь заливает морозные веки.

Я Пушкина вижу на жженом снегу.

Наточен топор, и наставлена плаха.

Не мой ли, не мой ли приходит черед?

Но нет во мне грусти и нет во мне стpaxa.

Прими, моя Русь, от сыновних щедрот.

Я вмерз в твою шкуру дыханьем и сердцем,

И мне в этой жизни не будет защит,

И я не уйду в заграницы, как Герцен,

Судьба Аввакумова в лоб мой стучит

И опять — тишина, тишина, тишина.

Я лежу, изнемогший, счастливый и кроткий.

Солнце лоб мой печет, моя гpyдь сожжена,

и почиет пчела на моем подбородке.

Я блаженствую молча. Никто не придет.

Я хмелею от запахов нежных, не зная,

то трава, или хвои целительный мед,

или в небо роса испарилась лесная.

Все, что вижу вокруг, беспредельно любя,

как я рад, как печально и горестно рад я,

что могу хоть на миг отдохнуть от себя,

полежать на траве с нераскрытой тетрадью.

Это самое лучшее, что мне дано:

так лежать без движений, без жажды, без цели,

чтобы мысли бродили, как бродит вино,

в моем теплом, усталом, задумчивом теле.

И не страшно душе — хорошо и легко

слиться с листьями леса, с растительным соком,

с золотыми цветами в тени облаков,

с муравьиной землею и с небом высоким.

А я живу на Украине.

Извечен желтизны и сини —

земли и неба договор…

А я живу на Украине

с рождения и до сих пор.

От материнского начала

светила мне ее заря,

и нас война лишь разлучала

да северные лагеря.

В ее хлебах и кукурузке

мальчишкой, прячась ото всех,

я стих выплакивал по-русски,

не полагаясь на успех.

В свой дух вобрав ее природу,

ее простор, ее покой,

я о себе не думал сроду,

но чуял в сумерках и молньях,

в переполохе воробьев

у двух народов разномовных

одну печаль, одну любовь.

У тех и тех — одни святыни,

один Христос, одна душа, —

и я живу на Украине,

двойным причастием дыша…

Иной из сытых и одетых,

дав самостийности обет,

меж тем давно спровадил деток

в чужую даль от здешних бед.

Приедет на день, сучий сыне,

и разглагольствует о ней…

А я живу на Украине,

на милой родине моей.

Я, как иные патриоты,

петляя в мыслях наобум,

не доводил ее до рвоты

речами льстивыми с трибун.

Я, как другие, не старался

любить ее издалека,

не жив ни часа без Тараса,

Но сердцу памятно и свято,

как на последние рубли

до Лавры Киевской когда-то

крестьяне русские брели.

И я тоски не пересилю,

сказать по правде, я боюсь

за Украину и Россию,

что разорвали свой союз.

Откуда свету быть при тучах?

Рассудок меркнет от обид,

но верю, что в летах грядущих

нас Бог навек соединит…

Над очеретом, над калиной

сияет сладостная высь,

в которой мы с Костенко Линой,

как брат с сестрою, обнялись.

Я не для дальних, не для близких

сложил заветную тетрадь,

и мне без песен украинских

не быть, не жить, не умирать.

Когда ударю сердцем обземь,

а это будет на заре,

я попрошу сыграть на кобзе

последнего из кобзарей.

И днем с огнем во мне гордыни

национальной не найдешь,

но я живу на Украине,

да и зароете в нее ж.

Дал Бог на ней укорениться,

все беды с родиной деля.

У русского и украинца

одна судьба, одна земля.

Сказать по правде, я боюсь за Украину и Россию, что разорвали свой союз.

…У русского и украинца одна судьба, одна земля.

Рубрики:

поэзия

Метки: Чичибабин

Процитировано 1 раз
Понравилось: 7 пользователям

Краткая биография чичибабин

Что это за бред? Не советую к прочтению.

Механические сердца [ЛП]

Красиво началось, но конец уплыл далеко за горизонт. Начиная с середины — бред. Автор, наверное, хотела сделать развязку интересной (так чтобы зацепила), но не вышло. Но сама идея с подводным миром

Нелюбимый [ЛП]

Вау. С самого начала книга тронула сердце. Такое печальное начало истории. Боль, потеря и переживания. Так всё было эмоционально и душевно. Замечательный роман, читается быстро, герои адекватные и

Наемница

Натан, я буду держать за тебя кулачки! В следующей части ты обязательно должен добиться её. Всё же интересная история получается. С нетерпением жду третью часть. Интересно чем всё закончится.

Исчезновения [litres]

Прочитал, спасибо, довольно интересно и заковыристо так сказать. Не все понял, не все правильно написано как мне показалось но по сути неплохое произведение. Жена тоже начала читать но потом остановилась.

Исчезновения [litres]

Любовная фантастика — не самый популярный жанр но довольно интересный. лирика или мелодрамы — там все ясно и понятно. А вот фантастика это что то другое

Заговор пятой расы

Я тоже советую всем прочесть, интересный рассказ

Чичибабин Борис Алексеевич

Об авторе

Борис Алексе́евич Чичибабин (настоящая фамилия Полушин) — советский и русский поэт, лауреат Государственной премии СССР (1990), которого обычно относят к так называемым «шестидесятникам».

Вся его жизнь прошла на Украине, за исключением 5 лет ГУЛАГа. В 1940 г. окончил школу и поступил на исторический факультет ХГУ. Война прервала учебу, и с 1942 по 1945 гг. Чичибабин проходил воинскую службу в Закавказском военном округе. В 1945 г. демобилизовался и поступил на филологический факультет Харьковского университета. Сдавал экзамены за 1 и 2 курс, но в июне 1946 г. был арестован в Харькове, отправлен на Лубянку в Москву, а оттуда (через Лефортовскую тюрьму) в Вятлаг (Кировская область, Россия). Освобожденный в 1951 г., заpaбатывал на жизнь случайными работами, пока не окончил в 1953 г. бухгалтерские курсы. До 1962 г. работал бухгалтером.
В 1963 г. одновременно в Москве и в Харькове выходят сборники его стихотворений. В них, как и в вышедших затем в Харькове до 1968 г. двух сборниках, отсутствуют главные его стихи, кроме того, многие изуpoдованы цензурой. С 1964 по 1966 гг. руководил литературной студией, которая была закрыта в 1966 г. по идеологическим соображениям. Чичибабин вынужден был снова устраиваться на конторскую работу и с 1966 по 1989 гг. работал в Харьковском трамвайно-троллейбусном управлении в должности экономиста-товароведа. В 1966 г. был принят в Союз Писателей СССР.
С 1968 г., пережив сильный духовный кризис, решает писать так, как ему диктует совесть, не считаясь с усиливающимся идеологическим прессом, оставляя сознательно всякую надежду быть опубликованным при жизни. Правда, в московском «самиздате» в 1972 г. вышел сборник его стихотворений. Следствием этого было исключение Чичибабина из СП СССР в 1973 г. и замалчивание его имени в течении пятнадцати лет.
Перестройка вернула Чичибабина читателю. С 1987/88 гг. подборки стихотворений публикуются в литературных газетах и журналах. Читатель заново знакомится с Чичибабиным по публикациям о нем, по интервью с ним. Проходят творческие вечера поэта в разных городах. Чтение Чичибабиным своих стихотворений незабываемо. В 1989 г. на фирме «Мелодия» вышла авторская пластинка «Колокол».
Поэзия Чичибабина, отразившая трагический путь общества, несет отпечаток внутренней свободы, нравственного поиска и ответственности человека перед Богом. В творчестве Чичибабина органически переплелись философская, гражданская, любовная и пейзажная лирика. Чичибабин — поэт сложной и богатой стиховой культуры, вобравшей лучшие традиции русской поэзии. Родившись на Украине, он был крепко связан с ее историей, знал, любил и ценил украинскую поэзию, которая стала одним из источников его творчества.
В 1990 г. за книгу «Колокол» поэт удостоен Государственной премии СССР. В 1993 г. Литературно-общественное движение «Апрель» наградило Чичибабина премией имени А.Д.Сахарова «За гражданское мужество писателя».
Чичибабин — автор поэтических сборников: «Молодость» (Москва, 1963 г); «Мороз и солнце» (Харьков, 1963 г); «Гармония» (Харьков, 1965 г); «Плывет Аврора» (Харьков, 1968 г); «Колокол» (Москва, 1989 г); «Мои шестидесятые» (Киев, 1990 г); «Колокол» (Москва, 1991 г); «82 сонета + 28 стихотворений о любви» (Москва, 1994 г); «Цветение картошки» (Москва, 1994 г). Последний сборник «В стихах и прозе» (Харьков, 1995 г), подготовленный самим поэтом, был издан уже после его кончины. В 1998 году в Харькове вышла книга, посвященная памяти поэта — «Борис Чичибабин в статьях и воспоминаниях».